Родион Нахапетов: "За 13 лет в США я так и не стал американцем".
Казалось, у Родиона Нахапетова было все: успешная работа в кино, любовь зрителей, семья — жена Вера Глаголева и две дочки. Но он взял и уехал в Америку, в 45 лет начав новую жизнь. А через 13 лет вернулся. С сериалом "Русские в Городе ангелов". Со второй женой Наташей Шляпникофф.

— Родион Рафаилович, вы вернулись, чтобы остаться?
— Мы уже полгода в Москве. Раньше, приезжая сюда, останавливались в отеле. Теперь купили квартиру, почти закончили в ней ремонт. Конечно, я хочу работать в России — здесь моя родина, мой зритель. За 13 лет в США я так и не стал американцем.
— Как же случилось, что вы уехали туда?
— Меня пригласил на два месяца мой приятель Дмитрий. Я ехал просто в гости, без каких-либо рабочих планов, но в душе предчувствовал, что за это время изменится вся моя жизнь. Так и произошло. Дима познакомил меня с продюсерами, я побывал на студии Джорджа Лукаса. Но главное — встретил Наташу...
— И тут же влюбились?
— Я? Нет! Что вы! (Улыбается.) Это Наташа влюбилась. Причем не в меня, а в мой фильм "На исходе ночи" — первую советскую ленту, купленную голливудской кинокомпанией "XX век Фоке" для международного показа. Узнав, что я приезжаю в Лос-Анджелес, она попросила Диму познакомить нас.
—Ичто?
— Ну, он и познакомил... Наговорив кучу комплиментов о фильме, Наташа предложила свои услуги в качестве менеджера. Мы стали вместе работать. Но еще долго оставались просто коллегами, друзьями. У обоих были семьи, дочки: у меня — Маша и Аня, у Наташи — Катя. Вернувшись через два месяца в Москву к Вере и девочкам, я даже не думал о том, что когда-нибудь смогу оставить их. К тому моменту мы прожили с Верой 14 лет, но наши отношения уже перегорели, хотя еще теплилась надежда на то, что все будет как прежде. Уезжая через полгода снова в Лос-Анджелес, я не бежал от семьи. Я хотел снимать там кино, хотел заработать денег, чтобы дети могли учиться в Америке. Но... влюбился. Когда девочки впервые приехали ко мне, я представил Наташу как менеджера и друга. Несмотря на то, что им было 10 и 12 лет, они все поняли и, когда улетали в Москву, оставили письмо с ультиматумом: или мы с мамой, или Наташа с Катей. Мне было больно. Я плакал...
— Девочки выросли. Как думаете, они простили вас?
— Ой, ну не знаю. Мы никогда об этом не говорим. Разве об этом спрашивают? Вы сами можете сделать выводы. Раньше Аня и Маша приезжали в Америку на каникулы — бегали с Катей на улице, играли в компьютерные игры. Сейчас у каждой своя жизнь, но они по-прежнему любят бывать вместе. Если мы критикуем Катю, Аня и Маша туг же заступаются за нее: "Пап, ты что?" В Москве мы с Аней, в Америке — с Катей и Машей (она уже несколько лет живет в нашем доме в Лос-Анджелесе).
Наташа: Не стоит искать интригу в наших отношениях, ее просто нет. Поженились мы с Родионом в сентябре 1991 года, но вместе уже 13 лет. Девочки выросли с нами. За свои 19 лет Катя ни разу не видела родного отца. С первым мужем я разошлась, когда она была младенцем. Со вторым прожила всего полгода. Так что другого папы, кроме Родиона, у нее нет. Да и с Верой у нас прекрасные отношения. А почему нет? Мы нормальные люди. Когда Маша лежала в Америке в госпитале, я сутками не отходила от нее, а Вера звонила мне каждые пять минут. Когда мы возили врачей в Казань с нашим фондом помощи детям с врожденным пороком сердца, Катя две или три недели жила у Веры и Кирилла на даче. У нас никогда не было деления детей на "мои" — "твои".
— Чем занимаются дтери?
Р.Р.: Старшая, Аня — балерина Большого театра. Маша — художник-аниматор. Оканчивает классы компьютерной графики в Америке. В одной из серий фильма "Русские в Городе ангелов" — ее арт-дизайн. Маша с мужем живут там в нашем доме, но у них отдельный вход, своя квартира. Он русский, а по паспорту — американец. Маша рвется в Москву, много раз привозила сюда супруга. Катя учится в университете и тоже хочет приехать в Россию.
— Почему вырешит создать фонд? У кого-то из друзей был болен ребенок?
— Я сам родился с компенсированным пороком сердца. Врачи вынесли приговор, что проживу не больше 16 лет. И вот однажды ночью в нашем доме в Лос-Анджелесе раздался звонок из России. Я не знал ни человека, который звонил, ни того, на кого он ссылался. Но помня, как когда-то моя мама мучилась со мной, отказать не мог. Наташа стала договариваться с известным кар-диохирургом Таро Ёкояма о спасении ребенка. В свое время он прооперировал Булата Окуджаву, продлив ему жизнь минимум на 10 лет. И теперь сделал операцию бесплатно, хотя обычно получает за свой труд огромные деньги. За 10 лет мы спасли больше 300 детей. Много людей звонили, когда шел наш фильм, и сейчас, кровь из носа, семерых ребятишек нужно прооперировать. Проблема одна — нет средств. Лечить-то, как правило, приходится сирот или детей из бедных семей.

— А ваишродители были обеспеченными людьми?
— У меня была только мама — учительница. В 29 лет врачи обнаружили у нее туберкулез легких и запретили работать с детьми. Скоро она совсем слегла. Я слышал, как взрослые говорили, что мама умирает. Есть было нечего, одежду купить не на что. Один раз мне за хорошую учебу в школе подарили ботинки, а потом завуч сказала: "Твоя мама очень больна" — и отправила меня в детский дом. Когда мама приехала за мной, я ее не сразу признал.
Отца я видел только однажды, когда был очень мал. Кажется, он приезжал к маме отказываться от,выплаты алиментов. Как и любому человеку, мне было безумно интересно узнать, кто мой отец. Но то была не моя встреча с ним, а его встреча с мамой. Они выясняли какие-то вопросы, в которые не хотели меня посвящать. Помню, его появление вызвало у меня большое удивление. Мама всегда обходила эту тему стороной. Сначала я думал, что папа пропал без вести, потом — что погиб. И вдруг он живой и здоровый приехал... До мамы у него была семья. Сын Георгий родился до знакомства моих родителей. Валерий — после меня. У мамы с отцом был короткий роман. Она никогда не говорила о нем плохо. Я же придерживался позиции: раз он считает, что меня нет, то и я буду считать, что его нет. И лишь получив после смерти отца письмо от Валерия, я понял, каким он был на самом деле. Понял умом — не сердцем. Внутри ничего не екнуло. Если б он хоть раз позвонил, мы встретились бы, может, какие-то чувства к нему и возникли бы. Но отец даже Валерию с Георгием ничего не рассказывал про меня и только незадолго до кончины признался: "Родион Нахапетов — мой сын".
— У вас был отчим?
— Нет. В какой-то момент мама увлеклась Петром Степановичем — суровым, на мой взгляд, человеком. Общего у них было мало. Когда она тяжело заболела, он исчез. У мамы вообще был довольно горький опыт общения с мужчинами... Она рано ушла из жизни. Утешало ее только то, что сын обрел славу и почет и в какой-то мере компенсировал этим ее несчастья. Когда она умирала, я снимался в роли Ленина...
— Это правда, что она назвала вас Родиной?
— Да. Мама сделала это со смыслом — я родился во время войны, когда она, уже беременная мной, состояла в партизанском отряде "Родина". Но кроме нее меня так никто не называл. Это звучало бы странно: "Родина, пойдем гулять", "Родина, пасуй!" Многие годы я был для всех Радиком. И только мама любила писать: "Дорогому сыну Родине". В 16 лет я пришел получать паспорт. Милиционер спрашивает: "Ты что, девочка, что ли? Ведь слово "Родина" женского рода. Мальчика должны звать Родин". Я растерялся, говорю: "Не знаю, меня мама так назвала". Но он написал по-своему, и до сих пор я по паспорту — Родин. А когда я снимал свой первый фильм, редактор, сверявший титры, решил, что Родин — это опечатка. И по собственной воле написал "Родион". Наташа же со дня нашего знакомства называет меня только Родионом.
— О вашем детстве можно было бы снять трогательную картину. Ведь и история главного героя Сомова в фильме "Русские в Городе ангелов" — в какой-то мере ваша личная история.
— Ну, разве что "в какой-то мере". У нас с Сомовым разные профессии. Его супруга Рэйчел совершает преступление и попадает в тюрьму, а с моей женой, слава богу, все в порядке. (Улыбается) Между Рэйчел и Сомовым — стена непонимания. Наташа же знает русскую литературу, выросла на русской культуре, у нас с ней много общего. Но в том, что касается момента адаптации в чужой стране, вы правы — я прошел тот же путь, что и мой герой.
— И у вас было отчаяние?
— Конечно. На родине не видел себе применения (все помнят, какие фильмы снимались здесь в начале 90-х), в Америке был не устроен. Сказывался и возраст. Я понимал, что время зрелости, когда ты полон сил, уходит, а площадки для тебя нет. Первое время с работой не получалось. Я переживал внутренний кризис и нуждался в духовной поддержке. Да, меня крестили в детстве, в дни больших праздников я бывал в церкви. Но к Богу пришел, как ни странно, только в Америке. Спасибо Наташе — в этом ее заслуга... У нас был сложный период, когда она потеряла работу. Как и многие в Штатах, мы жили в долг. Жена испугалась. "Ты не знаешь законов, — говорила она. — Если три месяца не платить за дом, нас просто выставят за дверь". Мы переживали тяжелейшую депрессию, но продолжали искать выход. Серьезно обсуждали даже вопрос переезда в Россию. И каждый день, часами простаивая в церкви, молились, молились...
В это время я написал несколько сценариев, за которые платили деньги, продавал свои идеи, сделал документальную картину, был ведущим в фильме о русских эмигрантах. Раньше никто не уговорил бы меня на подобные проекты. Я ехал в Америку не за этим. У меня были другие амбиции. Мне хотелось снимать большое кино. Но я должен был доказать Наташе и самому себе, что чего-то стою, а не рассуждать о том, большой я художник или маленький.
— Вам приходилось зарабатывать чем-то совсем уж далеком от кино?
— Слесарными работами, что ли? (Улыбается.) Нет, до этого не дошло. В какой-то момент я был так называемым месседжером — доставлял почту. Но скоро понял, что не обладаю талантом в этой сфере. Мне сложно было быстро сориентироваться в чужом городе и за короткое время развезти огромное количество важных писем. Я запутался, возникли проблемы... Тут надо оговориться — это было очень-очень давно. А то получится, что, когда я работал курьером, Первый канал протянул мне руку помощи, предложив сделать фильм. (Смеется.) До него я снял в Голливуде две художественные ленты.
— Над сериалам "Русские в Городе ангелов" работала вся ваша семья, даже доберман стал актером...
— У каждого человека свои слабости. Мне нравится лицо Ани. Придумывая кинообраз, я видел перед собой ее — озорную, открытую. Да, она не актриса. Но если ребенок хочет попробовать себя в кино, кто, если не отец, предоставит ей такой шанс? Хотя впервые Аня снялась в три с половиной года и не у меня... У Наташи с Катей роли небольшие
— они сыграли американок, и, надеюсь, там придраться не к чему. Почему моя жена — продюсер фильма, наверное, объяснять не надо. Это самый близкий друг, который, я уверен, не предаст. У нас были сжатые сроки, минимум средств. Экономить приходилось на всем. Я ничего не получал за режиссуру, Наташа брала копейки за продюсерскую работу. В фильме снялись две наши собаки — Омар и Дольче Вита, третью мы взяли "напрокат" у Маши. В Америке одна собака стоит 300—400 долларов в день, еше 200—300 долларов ежедневно
— ее тренер. Доберман снимался полтора месяца. Плюс транспорт, питание, лекарства. Вот и считайте! Иногда животные обходятся режиссеру дороже некоторых артистов. А мы благодаря нашим псам сэкономили большие деньги.
— Сейчас вы обживаете московскую квартиру и планируете снимать продолжение сериала. Как Наташа относится к переезду?
— Мы занимаемся одним делом, и она считает: хорошо там, где есть интересная работа. Мне проще — в Москве я чувствую себя более уверенно. Ей пока трудно, но она русская, знает язык. Наташа никогда не жила в России (родилась в Харбине, потом с родителями переехала в Чили, затем в Америку), этот мир чужд ей. И все-таки он ближе, чем, скажем, Испания, хотя жена прекрасно говорит по-испански. В Америке она тоже общалась с русскими, ходила в православную церковь...
— Вы уезжали из России очень известным человеком. Но с тех пор много воды утекло. Как думаете, люди не забыли вас?
— Когда сериал начали показывать по Первому каналу, мы с Наташей имели неосторожность выйти в магазин посмотреть кое-какие вещички и... не смогли этого сделать. Нам не давали прохода. Люди просили расписаться на деньгах, сфотографироваться с ними. Раньше я, наверное, сказал бы жестко: "Нет-нет, извините". Но, посмотрев, как общаются американские звезды, стал относиться к людям мягче. Актеры в Америке не позволяют себе огрызаться: "Да пошли вы!" или: "Отстаньте, я занят", как это случается в России. Они приветливы, говорят прохожим добрые слова.
— Вы дружите с ними?
— Я мог бы сказать, что дружу с Эриком Робертсом. Во время съемок у нас сложились теплые отношения, уверен — случись что, он не задумываясь придет на помощь. И все-таки в моем понимании дружба — это то, что выходит за рамки работы. А мы с Эриком не общаемся каждый день, не ходим вместе в рестораны... Дружить с голливудскими звездами непросто. Надо быть тусовши-ком, ездить на фестивали, играть в гольф, проводить время в ресторанах, словом, вести активную светскую жизнь, а я этого не люблю. В дорогом клубе чувствую себя неловко. Это не мой мир. Мой мир — книги, фильмы, фантазии. Даже в среде людей, с которыми я общаюсь, помогая больным детям, мне более уютно. Это обычные люди со своими страданиями и надеждами. Их мир — реальный. А там, где звезды, много иллюзий.

Материал: журнал "7 дней" №10 2003г. (02.03.2003)